От отчаяния согласилась выйти замуж за прикованного к постели наследника богатой семьи… А уже через месяц начала замечать нечто странное… Холодный осенний ливень барабанил по потрепанной крыше моего «Жигулёнка» с такой яростью, будто хотел проломить металл и смыть меня вместе с горем в мокрые потоки асфальта. Каждая капля была как стук молотка по наковальне моей судьбы, безжалостно и гулко. Я только что вырвалась из стерильного, пахнущего смертельным страхом больничного ада, где усталый врач с потухшим взглядом в очередной раз, словно вынося приговор, отказался делать маме операцию. Сумма, которую он назвал, была не просто неподъёмной. Она была насмешкой, циничным указанием на моё место в жизни — в грязи, у подножия тех, для кого такие цифры были лишь мелочью на развлечения. За год изнурительной борьбы с болезнью мамы я перестала быть собой. Я стала тенью, изможденным созданием с тремя работами, тонущим в долгах и кредитах, которые уже перестали давать. Безысходность стала моим постоянным спутником, ее вкус — привкус ржавого железа на языке, который не оттирался ни едой, ни слезами. Именно в эту минуту абсолютной пустоты, когда я, рыдая, почти уткнулась в руль, зазвонил телефон. Тётя Люда, вездесущая и настойчивая, как моль, нашла свою жертву.
Ее голос, шипящий и деловитый, резанул слух. — Слушай сюда, Анька, не реви! — приказала она, не дав мне и слова вымолвить. — Я тебе спасательный круг кидаю. Лови! Семья Орловых. Состояние — небо и земля по сравнению с нашим муравейником. А у них сын… Ну, инвалид. После жуткой аварии. Не ходит, почти не говорит. Ищут ему сиделку. Молодую, крепкую, приятной наружности. Но не просто сиделку… Жену. Формально, конечно. Для статуса, для ухода, чтобы свои были. Они щедро оплатят. Очень, очень щедро. Подумай. Это пахло не сделкой. Это пахло продажей души. Но дьявол, предлагавший её, держал на ладони жизнь моей матери. А что предлагала мне так называемая честная жизнь? Нищету, унижения и одинокие, бедные похороны самой родной мне души. Неделю я металась в сомнениях, но страх потерять маму перевесил всё. И вот я уже стою в центре гостиной их особняка, чувствуя себя букашкой на отполированном мраморном полу. Воздух был холодным и стерильным, пахнул деньгами и бездушием. Мраморные колонны, хрустальные люстры, ослепляющие блеском, портреты строгих, надменных предков, чьи глаза, казалось, сверлили меня, оценивая мую дешевизну. А в центре этой ледяной роскоши, у огромного окна, за которым бушевал тот самый дождь, сидел он. Артём Орлов. Он был прикован к инвалидному креслу, и его тело, даже через одежду, выглядело худым и беспомощным. Но лицо… Лицо было поразительно красивым — четкие скулы, густые брови, темные волосы. Но оно было абсолютно бесстрастным, как у античной статуи. Его взгляд, пустой и стеклянный, был устремлен в парк, на промокшие под дождем деревья, но казалось, он не видел ничего, находясь где-то далеко в глубинах собственного сознания или его отсутствия. Его отец, Пётр Николаевич, седовласый исполин в идеально сидящем костюме, оценил меня одним беглым, но пронизывающим взглядом. Я почувствовала себя товаром на аукционе. — Условия, я полагаю, вам ясны? — его голос был ровным, низким и холодным, как сталь. — Вы выходите за моего сына замуж. Юридически. Ухаживаете за ним, находитесь рядом, обеспечиваете комфорт. Никаких интимных или супружеских обязательств, кроме внешних атрибутов.
Вы — компаньонка и медсестра, облаченная в юридический статус жены. Через год — очень солидная сумма на вашем счету и полная свобода. Месяц — испытательный срок. Не пройдете — получите компенсацию за месяц и уходите. Я лишь кивнула, сжав руки в кулаки так, что ногти впились в ладони. Я смотрела на Артёма, пытаясь найти в его глазах хоть искру, отклик. Но ничего. Казалось, он был всего лишь дорогой, живой куклой, частью интерьера. Свадьба была тихой, безрадостной и похожей на плохой спектакль. Меня переселили в просторную, но бездушную комнату, смежную с его апартаментами. Моя жизнь превратилась в монотонную, выматывающую рутину: кормление с ложечки, унизительные гигиенические процедуры, молчаливые прогулки по парку, чтение книг вслух неподвижному, безразличному мужу. Он редко подавал признаки жизни: тихо стонал во сне, иногда его палец непроизвольно дёргался. Я привыкла к его молчанию, к его пустому взгляду. Мне стало безумно жаль его, этого молодого, красивого мужчину, запертого в безжизненной оболочке. Я начала говорить с ним, делиться своими страхами, болью за маму, как с дневником, который никогда не ответит. Но спустя месяц что-то пошло не так. Реальность начала давать трещины. Как-то раз, разнося ужин, я зацепилась каблуком за край роскошного персидского ковра и, потеряв равновествие, едва не шлепнулась на пол. И из груди Артёма вырвался не просто привычный стон, а отчётливый, короткий, почти человеческий выдох, полный неподдельного испуга. Я замерла, уставившись на него. Его лицо оставалось каменным. Показалось, — убедила я себя, с трудом отдышавшись. На следующее утро я не смогла найти свою любимую заколку, единственную яркую вещицу в этом царстве скуки. Перерыла всю комнату. Вечером, укладывая Артёма спать, я увидела её. Она лежала на его прикроватной тумбе, с той стороны, куда я никогда не подходила. Аккуратно, будто её туда бережно положили. Я списала это на собственную усталую забывчивость. Потом была книга. Я читала ему «Вишневый сад», и мне срочно позвонили из больницы по поводу маминых анализов. Я, чтобы не мять страницы, сунула книгу в ящик его стола. Наутро книга лежала на столике для завтрака, раскрытая на той самой странице, где я остановилась, но заложенная изящным каменным брелоком в виде ящерицы, которого я раньше никогда не видела. Рука у меня задрожала.
Это уже не могло быть случайностью. Тогда я начала свою маленькую, тихую войну. Я стала наблюдать. Притворялась, что уснула в кресле, бросала вещи в определенных местах, говорила в пустоту вещи, которые мог проверить только он, если бы слышал и понимал. — Мне кажется, в парке за старым дубом должны расти прекрасные пионы, — сказала я однажды, разминая его одеревеневшие пальцы. На самом деле там была лишь заброшенная клумба с бурьяном. На следующий день его отец за обедом невзначай бросил, разговаривая с садовником: — Кстати, ландшафтному дизайнеру заказали разбить новую клумбу. С пионами. Как раз за старым дубом. Хорошая идея. Ледяная струя страха и осознания пробежала по моей спине. Это был не вымысел. Это был заговор. Кульминация наступила глубокой ночью…
Кульминация наступила глубокой ночью…
Я проснулась от странного звука. Сначала подумала, что мне приснилось — едва слышный скрип, будто половица жалобно вздохнула под чьим-то весом. Комната тонула в густой тьме, которую лишь немного разрезал холодный серебристый свет луны, пробивающийся сквозь щель между тяжёлыми шторами.
Сердце бешено колотилось. Я задержала дыхание, вслушиваясь. Снова — тихий, размеренный шорох, словно кто-то осторожно передвигал мебель или касался ткани.
Звук доносился не из моей комнаты. Из соседней. Из его.
Я медленно спустила ноги с кровати, едва дыша, и подкралась к двери, ведущей в апартаменты Артёма. Дверь была приоткрыта — я же всегда закрывала её! Осторожно толкнула створку, заглянула внутрь.
И тогда я увидела.
В свете луны, падающем на постель, Артём сидел. Не лежал, как всегда, не был брошенной куклой, а именно сидел. Его тело, худое, но крепкое, было напряжено. Голова чуть склонена, взгляд устремлён в окно. Лицо… живое. Совершенно другое. Ни следа безжизненной маски.
Я ахнула.
Он резко повернул голову. Наши глаза встретились.
В тот миг я не могла пошевелиться. Казалось, земля ушла из-под ног.
— Ты… — голос мой сорвался. — Ты можешь…?
Он приложил палец к губам, призывая к тишине. Встал. На дрожащих ногах, медленно, но твёрдо. Подошёл ко мне и закрыл дверь.
Я отпрянула к стене.
— Тише, — его голос был хриплым, будто он долго молчал. Но он говорил. — Никому. Пожалуйста.
Я чувствовала, как волосы на затылке встают дыбом. Передо мной стоял мой «прикованный» муж, тот, кто месяцами изображал овощ.
— Ты… всё это время… — слова застревали в горле. — Зачем? Почему?
Артём тяжело опустился на стул. Казалось, силы покидали его.
— Это длинная история, — сказал он, прикрыв глаза. — И очень опасная. Для тебя особенно.
Глава 1. Маска инвалида
На рассвете я уже знала больше, чем когда-либо могла вообразить.
Артём рассказал, что авария действительно была. Несколько месяцев он действительно не мог ходить и говорить. Но затем началось странное: слишком быстрое восстановление, почти чудесное. И именно это стало для него ловушкой.
— Отец… — Артём говорил тихо, будто кто-то мог услышать даже сквозь стены. — Он не хочет, чтобы я был здоров. Пока я беспомощный — он управляет всем: империей, советом директоров, состоянием. Я — формальный наследник, но в глазах мира — инвалид. Удобно, правда?
Я слушала, не веря ушам.
— Если станет известно, что я восстановился, — продолжал он, — мне придётся взять на себя управление. Но отец не отдаст. Он слишком привык быть властелином. Поэтому я должен скрываться. Играть. До поры до времени.
— Но зачем тогда я? — выдохнула я. — Зачем жена, если ты сам всё контролируешь?
Он посмотрел на меня пристально, слишком внимательно.
— Ты здесь не только ради статуса, Аня. Ты — проверка. Испытание. Отец следит за тобой. Хотел убедиться, что я не выйду из роли. Что ты не заметишь.
— Но я заметила, — прошептала я.
Он кивнул.
— Поэтому теперь тебе опасно.
Глава 2. Сеть
Дни после этого признания превратились в кошмар.
Я пыталась вести себя, как обычно: ухаживала за ним, читала книги, выполняла свои «обязанности». Но теперь каждое движение было наполнено тайным напряжением.
Ночами он оживал. Мы говорили шёпотом, обсуждали планы.
Я узнала, что Пётр Николаевич держал сына почти под домашним арестом. В особняке было полно камер, скрытых микрофонов. Слуги — не просто слуги, а глаза и уши хозяина. Даже садовники и повара докладывали обо всём.
— Здесь нельзя доверять никому, — сказал Артём однажды. — Даже твоей тёте Люде. Она получила деньги за то, чтобы втянуть тебя в эту игру.
Эта мысль ударила сильнее всего. Я ведь считала тётю спасительницей.
— Зачем ему это? — спросила я. — Почему просто не женить тебя на какой-нибудь дочери партнёра?
Артём горько усмехнулся.
— Потому что ему нужен человек со стороны. Без корней, без связей, зависимый. Ты идеальна: долги, больная мать, безысходность. Ты в клетке, как и я.
Я сжала кулаки. В груди копилась ярость.
— Но зачем тогда притворяться, что ты овощ?
— Чтобы сохранить контроль, — ответил он. — Пока я «немощный», отец может творить что угодно. Но если я внезапно исцелюсь — начнётся война. И не факт, что я выживу.
Его слова холодили душу.
Глава 3. Сомнения
Чем больше я узнавала, тем сильнее росло чувство, что я попала в паутину.
Мама в больнице зависела от денег Орловых. Тётя Люда — на их стороне. Я сама — их пленница. Даже Артём, такой загадочный и красивый, мог быть частью игры.
Иногда я ловила себя на мысли: а вдруг он лжёт? Вдруг всё это — проверка на верность?
Я пыталась искать доказательства. Замечала мелочи: как он ночью беззвучно тренировал мышцы, как прятал тетрадь с заметками, как отключал камеры, будто знал каждую слепую зону. Всё это было правдой. Но почему-то не давало облегчения.
Больше всего я боялась Петра Николаевича. Его ледяные глаза, когда он смотрел на меня за семейным ужином, казались всевидящими. Иногда мне чудилось, что он знает всё — каждое наше слово, каждый взгляд.
Глава 4. Тайна матери
Однажды вечером я пришла в больницу к маме. Она выглядела ещё слабее. Лекарства не помогали.
— Доченька, — прошептала она, сжимая мою ладонь, — береги себя. Ты… как будто не своя стала. Смотри, чтобы не использовали тебя…
Я едва не разрыдалась.
Когда уходила, ко мне подошёл врач, тот самый, что вначале отказался делать операцию.
— Удивительное дело, — сказал он тихо. — Вашей маме оплатили курс лечения. Анонимно. И довольно дорогой.
Я замерла. Только Орловы могли это сделать. Но зачем?
Возвращаясь домой, я чувствовала, что вокруг меня стягивается кольцо.
Глава 5. Разоблачение
Ночью я снова проснулась от звуков. Но теперь они были другими.
Сначала — шаги. Потом — тихие голоса. Я прижалась к двери и услышала.
— Она начинает догадываться, — говорил мужской голос. Петра Николаевича.
— Надо подождать, — отвечал другой, женский. Я узнала его сразу. Тётя Люда. — Дайте ей ещё время. Она привяжется к нему. А потом можно будет использовать.
— Главное — не дать Артёму раскрыться. Если узнают, что он в порядке, всё пойдёт прахом.
Я отшатнулась, сердце готово было вырваться из груди.
Это было подтверждение. Они оба в сговоре. И я — пешка.
Глава 6. Решение
Наутро я рассказала Артёму всё.
— Значит, мама под контролем, — сказал он, стиснув зубы. — Они держат нас обоих.
— Что делать? — спросила я.
Он посмотрел на меня серьёзно.
— У нас есть только один выход. Побег.
Я задрожала. Особняк охраняли, повсюду камеры, сторожевые собаки. Это казалось невозможным.
— Или мы попытаемся, — сказал он, — или они нас уничтожат.
Глава 7. Побег
Мы готовились неделю. Он показал мне тайный ход в подвале, оставшийся с довоенных времён, когда особняк был построен. Ход вёл в старый тоннель, выходящий за территорию.
Мы запасли тёплую одежду, немного еды, документы.
И вот, в одну из бурных ночей, когда гроза заглушала любые звуки, мы решились.
Я помогала ему идти — ноги ещё дрожали, но он держался. В темноте подвала мы пробирались к люку. Казалось, свобода близка.
Но вдруг в темноте вспыхнул свет.
— Куда собрались? — раздался холодный голос.
Пётр Николаевич стоял у выхода, рядом с ним — двое охранников. И тётя Люда.
Глава 8. Развязка
— Ты думаешь, я ничего не знал? — спокойно сказал он, глядя на Артёма. — Что ты ходишь по ночам, что рассказываешь сказки своей жене? Ты всегда был наивным.
Артём выпрямился, опираясь на стену.
— Ты боишься меня, отец. Боишься, что я отниму у тебя власть.
Пётр усмехнулся.
— Власть — это не подпись в документах. Власть — это контроль над людьми. У тебя его нет. А у меня есть. Даже над ней, — он кивнул на меня.
Я почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Но знаешь, сын, — продолжил он, — может, ты и подрос. Раз уж дошёл до тоннеля. Но игра окончена.
Он махнул охранникам.
Я закричала. Артём бросился вперёд, и началась драка.
Я не помню всего — лишь обрывки: удары, крики, шум дождя за стенами. В хаосе я схватила каменный подсвечник и ударила одного из охранников. Артём сумел повалить второго.
Но Пётр стоял спокойно, как будто всё было под контролем.
— Вы не уйдёте, — сказал он. — Никогда.
И вдруг — громкий хлопок. Выстрел.
Пётр пошатнулся, схватился за грудь и упал.
Сзади, в дверях, стояла тётя Люда с пистолетом.
— Довольно, — сказала она. — Этот тиран слишком долго правил.
Глава 9. Новая игра
В особняке поднялся хаос. Охрана разбежалась. Мы с Артёмом выбрались через тоннель.
На рассвете мы были уже в городе.
— Что теперь? — спросила я, дрожа от усталости.
Артём посмотрел на меня твёрдо.
— Теперь — наша жизнь. Свобода. Но это только начало. У отца были враги, партнёры, дела. Всё это рухнет на нас.
Я кивнула. Впереди была неизвестность. Но впервые за долгое время я чувствовала: я не одна.
Эпилог
Прошёл месяц. Мама получила операцию, и её состояние улучшилось.
Мы с Артёмом жили скромно, в небольшой квартире. Он восстанавливался, становился сильнее.
Иногда я ловила его взгляд — полный тревоги. Он понимал, что битва только началась.
Но я больше не была пешкой. Я была рядом с ним.
И вместе мы были готовы встретить всё, что готовит судьба.