— А ты чего приехала? Мы же не ожидали, что ты появишься, — удивлённо произнесла золовка, увидев Риту на пороге своей дачи. Рита стояла, держа в руках небольшой пакет. Волосы, некогда густые и тёмные, теперь редели, пряди падали на плечи. Лицо усталое, бледное, глаза — будто застывшие. Она приехала без звонка, без предупреждения, хотя так раньше никогда не делала. — Я… просто хотела на минутку, — тихо сказала она, — привезла яблоки с огорода… и кое-что ещё…
— Проходи, — золовка (Надя) шагнула в сторону, открывая дорогу в дом, но взгляд её всё ещё был прищурен, как будто она пыталась рассмотреть что-то за пределами Ритиных слов.
Рита прошла в прихожую, поставила пакет на старый деревянный стул. Из пакета выглядывали яблоки — крупные, красные, с неровными пятнами, будто солнце торопилось их раскрасить, да не успело. Между яблок лежал свёрток в клетчатой кухонной салфетке.
— Садись, — сказала Надя, чуть мягче. — Чайник сейчас поставлю.
— Не надо… я ненадолго, — тихо ответила Рита и села за стол.
Внутри дачи пахло сухими травами, древесным дымом и чем-то пряным — может быть, сушёным чабрецом. В углу стояла пузатая печка, возле неё лежала корзина с дровами.
Надя поставила чайник на плитку и, будто невзначай, спросила:
— Ты одна приехала?
Рита кивнула.
— На электричке?
— Да.
— А Пашка твой где? — в голосе прозвучало лёгкое раздражение.
Рита посмотрела в окно, где за занавеской виднелась полоска серого неба, и сказала:
— Дома.
Пауза повисла, как паутина в углу потолка — почти невидимая, но ощутимая.
Чайник зашипел.
— Что в свёртке? — спросила Надя, оборачиваясь.
— Это… тебе, — Рита подтянула пакет к себе, достала клетчатый свёрток и аккуратно положила на стол.
Надя вытерла руки о передник и раскрыла ткань. Внутри лежала фотография в старой деревянной рамке, пожелтевшее письмо и… маленькая, тёмная, будто обугленная деталь от какой-то игрушки.
— Это что? — нахмурилась она.
Рита чуть сглотнула.
— Ты… помнишь тот август… девяносто восьмого?
Надя замерла.
— Ты про что?
— Про озеро.
Взгляд Нади стал жёстким.
— Не выдумывай, Рита. Ничего там не было. Мы же тогда все… — она замялась. — Это давно было.
— А оно вернулось, — тихо сказала Рита. — И я думаю, оно придёт к тебе.
Чайник вскипел с резким свистом, но ни одна из женщин не пошевелилась.
Надя резко сняла чайник с плиты, будто тот мог взорваться, и поставила на край стола.
— Ты с ума сошла, что ли? — сказала она, стараясь придать голосу обычную хозяйственную строгость, но в нём проскользнула дрожь. — Сколько лет прошло… Кто вообще помнит про то лето?
— Оно помнит, — Рита говорила медленно, без нажима, но каждое слово звучало как камень, падающий в колодец. — Я видела его снова.
Надя поморщилась, как от дурного запаха.
— Видела… Где?
— На огороде. Позавчера. Сначала подумала — кошка. Потом — что-то вроде большой куклы. Но оно подняло голову… и я узнала глаза.
Надя уселась напротив, упёрлась локтями в стол.
— Ты специально это говоришь, чтобы… чтобы напугать? Или у тебя опять начались эти… твои приступы?
— Я здорова, — твёрдо сказала Рита, хотя сама не была в этом уверена. — А то, что я принесла, — это всё, что осталось тогда, у озера. Я нашла это в сарае, за старым шкафом. Оно не должно было там быть, понимаешь?
Надя взяла в руки маленькую тёмную деталь. Пальцы её чуть дрожали.
— Это… колесо от машинки?
— Нет, — Рита посмотрела прямо на неё. — Это от той самой, что он держал, когда ушёл в воду.
Надя резко отдёрнула руку, словно деталь обожгла её.
— Перестань, Рита. Мы же всё обговорили. Это был несчастный случай.
— Это не был несчастный случай, — тихо возразила Рита. — И ты это знаешь.
За окном ветер хлестнул по крыше, и в трубе печки что-то протяжно застонало. Обе женщины одновременно посмотрели на дверь, будто ждали, что кто-то войдёт.
Надя первой отвела взгляд.
— Ну и чего ты хочешь? — спросила она.
— Чтобы ты уехала отсюда, — сказала Рита. — Сегодня.
— И бросила всё? — Надя усмехнулась, но в её глазах сквозила усталость. — Из-за твоих видений?
— Не из-за моих. Оно идёт за нами. Сначала я думала — только за мной. Но потом поняла: мы все были там, тогда. И оно помнит всех.
Надя молчала, сжимая ладонями кружку, в которую так и не налили чай.
Надя откинулась на спинку стула, но глаза её оставались прикованы к свёртку.
— Ты понимаешь, что сейчас говоришь? — её голос был хриплым, будто она только что кричала. — Если… если это правда, то зачем ты сюда приехала? Притащила это… сюда?
— Потому что оно всё равно найдёт, — спокойно ответила Рита. — А так у тебя будет хоть время.
— Время на что?
— На то, чтобы уйти.
В комнате стало как-то тесно, воздух стал тяжелее. За окном скрипнула калитка, хотя ветра уже не было. Надя обернулась — пусто. Только старый яблоневый ствол маячил в тумане.
— Слушай, — сказала она, пытаясь вернуть себе уверенность, — я всё понимаю, ты пережила… много. Но это не значит, что всё повторится.
— А я тебе другое скажу, — Рита медленно придвинула фотографию. На ней было трое детей на берегу озера: Надя, Рита и мальчишка лет восьми в красной футболке. Все улыбаются. Вдали — тёмная вода. — Это был последний день, когда его кто-то видел живым.
— Хватит, — резко сказала Надя, но руки её сжались в кулаки. — Это было давно.
— Для нас — да. Но для него время остановилось.
Надя не выдержала и встала, начала медленно ходить по кухне. Половицы скрипели, в углу тихо потрескивала печь.
— Ты знаешь, что Пашка смеялся, когда я сказала ему про ту историю? Сказал, что мы сами себя накрутили.
— Он не был там, — спокойно напомнила Рита. — Он не видел, как вода закрылась над его головой. И как потом… пошли круги.
На миг в тишине послышалось что-то похожее на тихий всплеск — будто в соседней комнате кто-то капнул воду в таз. Обе женщины вскинулись, но ничего не изменилось.
— Я не останусь здесь одна, — тихо сказала Надя.
— И правильно, — кивнула Рита. — Поедем вместе. Сегодня.
— А дача? Вещи?
— Всё это можно оставить. Жизни — нет.
Эпилог
Туман стоял над озером густой, как молоко. Вода была неподвижна, без ряби, без звука.
На берегу, там, где когда-то росли камыши, теперь торчала лишь сухая жёлтая трава.
Надя так и не вернулась в деревню. Никто не видел, как она покидала дачу, но соседи говорили, что ночью слышали скрип калитки и шорох шагов по мокрой земле. Утром калитка была открыта настежь, а на крыльце лежал тот самый клетчатый свёрток — без яблок, но с рамкой и маленькой обугленной деталью внутри.
Рита исчезла на следующий день. Её нашли в десяти километрах от дачи, у дороги, ведущей к станции. Она сидела на обочине, прижав руки к коленям, и смотрела в пустоту. Говорить она не могла — губы шевелились, но слов не было.
Через неделю в деревне прошёл слух, что в тумане, на старом причале, видели мальчишку в красной футболке. Он стоял босиком, вода доходила ему до щиколоток, и в руках он держал игрушечную машинку с одним отсутствующим колесом. Когда к причалу подошли, мальчишка повернул голову… и улыбнулся.
С тех пор в августе никто из местных к озеру не ходит. Даже дети знают — если услышишь тихий всплеск в безветренный вечер, нужно уходить прочь и не оборачиваться.
А в доме Риты, на подоконнике, до сих пор стоит корзинка с засохшими яблоками. Никто не знает, кто их туда поставил.
