Случайно услышала разговор мужа по телефону: « Как только получу наследство тёщи, сразу переведу тебе на операцию »
Маме стало хуже вечером, когда я уже собиралась ехать домой. Последний месяц я проводила с ней каждые выходные, забросив все домашние дела, забыв про отдых, лишь изредка созваниваясь с мужем.
– Может, останешься? – предложила соседка тети Вали, которая приходила помогать с уколами и капельницами. – Ночь будет тяжелая, я чувствую.
Я поколебалась. Дмитрий ждал меня дома, говорил, что соскучился. Но мама так тяжело дышала, её лицо осунулось за последние дни, стало совсем серым. Онкология не щадит никого – ни старых, ни молодых.
– Хорошо, останусь, – я набрала номер мужа. – Дима, привет. Я сегодня не приеду, маме хуже.
Он вздохнул в трубку, но возражать не стал. Наоборот, голос его звучал как-то странно мягко, почти заботливо.
– Конечно, Лен, оставайся. Как она?
– Плохо, – я отвернулась к окну, чтобы мама не видела моих слез. – Врач говорит, что это вопрос дней.
– Держись, родная. Позвони, если что-то понадобится.
Положив трубку, я подсела к маме. Она дремала, но дыхание было тяжелым, прерывистым. В уголках губ запеклась корочка. Я осторожно смочила её губы ватным диском с водой.
Ночь тянулась бесконечно. Я то дремала в кресле, то просыпалась от каждого маминого вздоха, то проверяла капельницу. Под утро мама открыла глаза и внезапно очень ясно посмотрела на меня.
– Лена, дочка, – прошептала она. – Я хочу, чтобы ты знала. Я оставляю тебе квартиру и сбережения. Всё записано у нотариуса.
– Мама, не надо об этом сейчас, – я погладила её по руке.
– Надо, – она слабо сжала мои пальцы. – Квартира хорошая, в центре. Продашь – будут деньги на первый взнос за дом, о котором вы с Димой мечтали.
Я кивнула, глотая слезы. Мама всегда знала о наших планах, о мечте перебраться за город, завести собаку, выращивать яблони. Сейчас, когда она уходила, эти мечты казались такими неважными, незначительными.
Утром приехал врач, поменял капельницу, осмотрел маму и тихо сказал мне в коридоре:
– Готовьтесь. Вряд ли она продержится до конца недели.
Я кивнула, уже почти не чувствуя боли – словно внутри всё онемело. Позвонила на работу, взяла отпуск за свой счет. Потом набрала Диму.
– Я побуду с мамой до… до конца, – голос дрогнул, но я справилась. – Приеду, как только всё… закончится.
– Конечно, – снова эта непривычная мягкость в голосе. – Может, мне приехать?
– Нет, не надо, – ответила я машинально. – Тут и так тесно, соседка помогает.
Он не настаивал, и я была благодарна. В такие моменты хочется побыть одной, перегоревать, переварить случившееся.
Мама умерла тихо, во сне, через два дня. Я сидела рядом, держала её за руку, и даже не сразу поняла, что её дыхание остановилось. Потом были похороны, бюрократические процедуры, разбор вещей… Дмитрий приехал на похороны, был непривычно молчалив, поддерживал меня, но как-то механически. Я списывала это на то, что они с мамой никогда не были особенно близки.
Домой я вернулась через неделю после похорон, измотанная физически и эмоционально. Квартира встретила меня чистотой и порядком – видно, Дима постарался перед моим приездом.
– Ты как? – спросил он, обнимая меня в прихожей.
– Не знаю, – честно ответила я. – Пусто как-то. Не верится, что её больше нет.
Он кивнул и предложил поужинать. Я отказалась – не хотелось ни есть, ни разговаривать. Просто приняла душ и легла спать, впервые за много дней в нормальной постели, а не в кресле у маминой кровати.
Утром я проснулась поздно. Дима уже ушел на работу, оставив записку, что вернется к ужину. Я бесцельно слонялась по квартире, не зная, чем себя занять. После недель напряженного ухода за мамой обычная жизнь казалась странной, почти нереальной.
К вечеру я немного пришла в себя, решила приготовить что-нибудь на ужин. Открыла холодильник – там было пусто, только бутылка кетчупа и пара яиц. Решила сходить в магазин.
Когда я вернулась с пакетами, Дима уже был дома. Он разговаривал по телефону в спальне, дверь была приоткрыта. Я хотела окликнуть его, но услышала фразу, которая заставила меня застыть на месте.
– Да, мам, я понимаю, – говорил он тихо, почти шепотом. – Как только получу наследство тёщи, сразу переведу тебе на операцию. Думаю, квартиру удастся продать быстро, она в хорошем районе.
Пакеты выпали из моих рук. Банка консервов с громким стуком покатилась по полу. В спальне резко оборвался разговор.
– Лена? – Дима вышел в коридор, пряча телефон в карман. – Ты уже вернулась?
Я смотрела на него, не узнавая. Мой муж, с которым мы прожили пять лет, вдруг стал чужим человеком.
– Что за операция? – только и смогла выдавить я. – И при чем тут мамина квартира?
Его лицо дрогнуло, но он быстро взял себя в руки.
– Ты не так поняла, – он нагнулся, начал собирать рассыпавшиеся продукты. – Давай поговорим спокойно.
– О чем тут говорить? – я отступила на шаг. – Я все слышала. Ты планируешь продать мамину квартиру, чтобы отправить деньги своей матери на операцию. Даже не спросив меня. Даже не обсудив это.
– Лена, моей маме нужна срочная операция на сердце, – Дима выпрямился, в его голосе появились просительные нотки. – Квота будет только через полгода, а ждать нельзя. Это стоит больших денег, у меня таких нет.
– И поэтому ты решил распорядиться моим наследством? – я все еще не могла поверить в происходящее. – Мама еще не остыла в могиле, а ты уже делишь её имущество?
– Ты все неправильно поняла! – он повысил голос. – Я не собирался забирать все деньги. Только часть, на операцию. Потом вернул бы.
– Когда? – я скрестила руки на груди. – И главное, почему ты мне ничего не сказал? Почему я узнаю об этом, случайно подслушав твой разговор?
Дмитрий молчал, опустив глаза. Потом тихо произнес:
– Я боялся, что ты откажешь. Ты никогда не ладила с моей матерью.
Это была правда. Свекровь невзлюбила меня с первого дня знакомства, считала недостаточно хорошей для её сына. Постоянно критиковала мою готовку, мой внешний вид, мою работу. Но дело было не в этом.
– Дело не в моем отношении к твоей маме, – я покачала головой. – А в том, что ты собирался распорядиться моим наследством без моего ведома. Это… это предательство, Дима.
Он молчал, и в его молчании я читала признание вины. Меня охватила такая усталость, что даже злиться не было сил.
– Знаешь что, – сказала я, подбирая с пола пакеты. – Я сейчас уйду. Мне нужно подумать. А ты… ты тоже подумай над тем, что произошло.
– Куда ты пойдешь? – встревожился он.
– В мамину квартиру, – ответила я, уже направляясь к двери. – Благо, она еще не продана.
Это была горькая ирония, но я действительно пошла в пустую мамину квартиру. Там еще витал её запах, на столе лежали её очки, а в шкафу висела её одежда. Я легла на кровать, где еще неделю назад лежала она, и наконец дала волю слезам.
Утром позвонила Марина, моя старая подруга. Узнав о произошедшем, она тут же примчалась ко мне.
– Вот козел, – возмущалась она, заваривая чай на маминой кухне. – И как он мог такое придумать?
– Не знаю, – я покачала головой. – Самое ужасное, что если бы он просто пришел и сказал: «Лена, моей маме нужна операция, давай продадим квартиру твоей мамы и часть денег отдадим на это», я бы, скорее всего, согласилась. Несмотря на все наши сложные отношения со свекровью, я бы не смогла отказать человеку в медицинской помощи.
– Так почему он не попросил? – Марина поставила передо мной чашку с чаем.
– Видимо, не верил, что я соглашусь, – я пожала плечами. – Или… не знаю. Может, у него был другой план на эти деньги, а операция матери – просто удобный предлог?
Марина задумчиво посмотрела на меня.
– А ты проверяла, нужна ли его матери операция на самом деле?
Я не проверяла. Свекровь жила в другом городе, мы созванивались редко, в основном по праздникам. О проблемах с сердцем я знала – Дима упоминал об этом несколько раз. Но насколько всё серьезно?
– Знаешь что, – решительно сказала Марина. – Давай позвоним ей. Просто выразим соболезнования по поводу смерти твоей мамы и заодно спросим о её здоровье.
Это была рискованная идея, но других у меня не было. Мы набрали номер свекрови, и к моему удивлению, она взяла трубку почти сразу.
– Алло? – её голос звучал как обычно, без признаков слабости или болезни.
– Здравствуйте, Нина Петровна, – начала я. – Это Лена. Хотела сказать, что моя мама умерла неделю назад.
– Да, Дима говорил, – сухо ответила она. – Соболезную.
– Спасибо, – я сделала паузу. – А как ваше здоровье? Дима говорил, у вас проблемы с сердцем.
– Ничего страшного, – она явно удивилась моему вопросу. – Обычная аритмия, принимаю таблетки. А что?
– Просто… Дима говорил, что вам нужна операция. Срочная.
На том конце провода повисла пауза.
– Какая еще операция? – наконец произнесла свекровь. – У меня плановое обследование через месяц, но никто не говорил об операции.
Я переглянулась с Мариной. Она беззвучно произнесла: «Я же говорила!»
– Извините за беспокойство, – я попрощалась со свекровью и положила трубку.
Мы с Мариной долго сидели молча. Потом она тихо спросила:
– И что ты будешь делать?
– Не знаю, – честно ответила я. – Сначала поговорю с Димой. Хочу услышать, что он скажет.
Дима позвонил сам вечером. Голос его звучал виновато.
– Лена, нам нужно поговорить. Я все объясню.
– Хорошо, – согласилась я. – Приезжай завтра утром.
Ночь я почти не спала, перебирая в голове возможные объяснения. Может, у него долги? Или он связался с какими-то сомнительными людьми? Или… Версий было много, и ни одна мне не нравилась.
Утром Дмитрий приехал точно в назначенное время. Выглядел он помятым, словно тоже не спал. Мы сели на кухне, там, где когда-то мама поила нас чаем и рассказывала истории из своей молодости.
– Я все объясню, – начал он, нервно вертя в руках чашку. – Но сначала хочу извиниться. Я поступил подло, не обсудив с тобой этот вопрос.
– Дима, – перебила я его. – Я разговаривала с твоей мамой. У неё нет никакой срочной операции на сердце.
Он побледнел и опустил глаза.
– Я солгал, – признался он после долгого молчания. – Операция нужна не маме.
– А кому? – я смотрела на него в упор.
– Моему сыну.
Я думала, что уже ничто не сможет меня удивить, но эти слова ударили как обухом по голове.
– Какому сыну? – прошептала я. – У тебя есть сын?
Дима кивнул, все еще не поднимая глаз.
– Ему четыре года. Он живет с матерью в Новосибирске. У него врожденный порок сердца, нужна операция. Дорогая. Я помогаю им, но таких денег у меня нет.
– Почему ты никогда не говорил мне о нем? – я чувствовала, как к горлу подкатывает ком.
– Боялся, что ты меня бросишь, – он наконец поднял на меня глаза. – Мы только начали встречаться, когда я узнал о беременности Ирины. Это был короткий роман, ничего серьезного. Но потом родился Миша, и анализы показали, что я отец.
– И все эти пять лет ты скрывал от меня существование своего ребенка? – я не могла поверить в то, что слышу. – Ты платил алименты, ездил к нему, и все это за моей спиной?
– Да, – тихо ответил он. – Прости меня, Лена. Я знаю, что поступил ужасно. Но я любил тебя и боялся потерять.
– Любил? – я горько усмехнулась. – Если бы ты любил, ты бы доверял мне. Рассказал бы правду. Дал бы мне шанс принять тебя таким, какой ты есть – с ребенком и обязательствами.
Дима молчал, и в этом молчании было больше признаний, чем в словах.
– Я хочу увидеть его, – внезапно решила я. – Твоего сына. У тебя есть фотография?
Он достал телефон, нашел фото и протянул мне. С экрана на меня смотрел светловолосый мальчик с глазами Димы и его же ямочками на щеках.
– Красивый, – я вернула телефон. – И сколько стоит операция?
– Около двух миллионов, – Дима покачал головой. – Без нее у него мало шансов дожить до подросткового возраста.
Я долго смотрела в окно, на двор, где когда-то играла сама, а мама наблюдала за мной с балкона. Потом повернулась к мужу.
– Я продам мамину квартиру, – сказала я твердо. – И мы оплатим операцию Мише. Но после этого нам нужно будет многое обсудить. О доверии, о честности и о том, есть ли у нас будущее вместе.
Дима молча кивнул, в его глазах стояли слезы – то ли благодарности, то ли раскаяния.
– И еще, – добавила я. – Я хочу познакомиться с Мишей. Лично. Если он сын моего мужа, значит, он часть моей жизни, хочу я того или нет.
В тот момент я еще не знала, смогу ли простить Диму за многолетнюю ложь. Не знала, останемся ли мы вместе после всего этого. Но одно я знала точно – я не могла позволить ребенку страдать из-за ошибок взрослых. Мама всегда учила меня, что в трудной ситуации нужно поступать по совести, а не по обиде. И сейчас, принимая, возможно, самое сложное решение в своей жизни, я чувствовала, что она бы меня поняла и поддержала.
Утро после разговора с Димой выдалось тяжелым. Я почти не спала, ворочалась в кровати, пытаясь осмыслить всю информацию. Сын? Четыре года? Всё это было, словно из другой жизни — чужой, далёкой и невидимой для меня.
Но теперь эта тайна стала моей реальностью.
Я позвонила Марине, чтобы поделиться новостями.
— Лена, ты приняла решение? — спросила она.
— Да, — ответила я. — Мы продаём квартиру мамы. Денег хватит на операцию Мише. И я поеду в Новосибирск, познакомлюсь с ним.
— Ты герой, — тихо сказала Марина.
Я знала, что поступаю правильно. Но внутри было нестерпимо больно. Ведь это означало, что мой муж столько лет скрывал от меня часть своей жизни, свою семью, обманывал меня. И всё это ради какого-то страха потерять меня.
Через два дня мы с Димой связались с нотариусом, чтобы начать процедуру продажи квартиры. Оформление шло быстро — квартира действительно была выгодным активом.
Я оформляла документы, думала о том, как все изменится после операции, после знакомства с Мишей. Хотелось надеяться, что у нас появится шанс построить настоящую семью, несмотря на все секреты и предательства.
Путь в Новосибирск казался бесконечным. Я почти не сомневалась, что нужно встретиться с мальчиком — узнать его, понять, какая часть Димы живёт в этом маленьком ребёнке.
Дмитрий встретил меня на вокзале — он выглядел нервным, словно готовился к экзамену.
— Ты готова? — спросил он.
— Да, — ответила я. — Хочу всё узнать.
Мы поехали к Ирине, матери Миши. Дом был небольшой, но уютный. В гостиной на диване сидел мальчик. Он выглядел хрупким, с тонкой кожей и большими голубыми глазами, похожими на глаза Димы.
— Привет, — сказала я тихо, присаживаясь рядом. — Я Лена.
Миша настороженно посмотрел на меня, потом улыбнулся. Я почувствовала, как что-то внутри меня растаяло.
— Он прекрасный ребёнок, — прошептала я Дмитрию. — Мы сделаем всё, чтобы помочь ему.
Операция прошла успешно, хотя были и сложности. После нескольких недель в больнице мы вернулись домой. Миша стал частью нашей жизни. Он был ласковым, умным и удивительно сильным для своего возраста.
Но доверие к Диме оставалось хрупким. Мне казалось, что он всё ещё скрывает что-то. Я старалась быть терпеливой, но рана от лжи не заживала.
Мы начали посещать семейного психолога. Диалоги были трудными, иногда болезненными, но необходимыми.
Прошло полгода. Миша поправился, а мы с Димой медленно восстанавливали наши отношения.
Однажды вечером, сидя вместе на кухне, я сказала:
— Знаешь, я не хочу, чтобы наше прошлое разрушило будущее.
Дима посмотрел на меня и взял за руку.
— Я готов начать заново. С тобой и с Мишей.
Я улыбнулась сквозь слёзы.
Эпилог
Прошло два года. Мы переехали в загородный дом, о котором мечтали с мамой и Димой. На участке росли яблони, а в саду бегал Миша — здоровый, счастливый мальчик.
Дима изменился. Он стал честнее, открытее. Наши отношения прошли через огонь и воду, но мы сохранили друг друга.
Иногда я вспоминаю тот день, когда случайно услышала его разговор. Тогда всё казалось рушащимся, предательским и безнадёжным.
Но жизнь — это не только испытания. Это и прощение, любовь и надежда.
Мама бы улыбнулась. Она всегда верила, что мы найдём путь к счастью, даже если путь этот будет трудным.
И мы нашли.
