Известного хирурга экстренно вызвали из операционной к беременной доярке, ожидающей тройню. То, что он увидел под ее платьем, заставило его остолбенеть. Жара стояла невыносимая, даже для конца мая. Солнце, будто сошедший с ума пекарь, палило с небес, раскалённым железом прижигая землю. Воздух над асфальтом дрожал, как на раскалённой сковороде. Пыль, поднятая редкими машинами, висела в воздухе, медленно оседая на листьях тополей, выстроившихся вдоль дороги к районной больнице. Внутри здания, за толстыми стенами, было чуть прохладнее, но не от этого легче. Воздух в операционной был стерильным, прохладным и густым от запаха антисептика, йода и чего-то ещё — того, что невозможно описать словами, но каждый врач узнаёт с первого вдоха: запах борьбы за жизнь. На столе — аппендицит. Дело не сложное, но требующее сосредоточенности. Руки хирурга Артёма Лебедева, привыкшие к точным, выверенным движениям, уже делали разрез. Его пальцы двигались, как будто сами по себе — автоматически, без лишних усилий, с той уверенностью, которую даёт десятилетний опыт.
Скальпель скользил по тканям, как перо по бумаге. Он работал в полной тишине, прерываемой лишь тиканьем часов на стене и редкими командами ассистенту. — Гемостаз, — тихо сказал он, не отрываясь от поля. — Принято, — ответил молодой хирург-ординатор, уже потея под халатом. Артём не замечал жары. Он был в своей стихии — в операционной, где время течёт иначе, где каждый миллиметр имеет значение, где одна ошибка может стоить жизни. Он был в потоке, в той зоне, где мысли не мешают действиям, а действия становятся продолжением мысли. И в этот момент в дверь постучали. Сначала тихо. Потом — настойчивее. Затем — уже в гневном ритме. Артём даже не оторвался от операционного поля. — Нет сейчас ничего срочнее, чем эта операция, — промелькнуло в голове. Он знал, что каждая минута промедления увеличивает риск осложнений. Но стук не прекращался. — Артём Викторович! — раздался голос за стеклянной дверью. — Срочно к главному! Это не терпит! Он взглянул. За стеклом стояла старшая медсестра Ольга Сергеевна — женщина с лицом, вырезанным из гранита, привыкшая к кризисам. Сейчас на её лице была не просто тревога — это было что-то большее. Что-то, что называется «предчувствием беды». — Через пятнадцать минут, Ольга, — ответил он, не повышая голоса. — Я на вскрытии брюшной полости. — Артём, речь идёт о секундах! — её голос дрожал…
Артём ощутил, как по спине пробежал холодок. Старшая медсестра не была склонна к истерикам. Если уж она позволила себе нарушить порядок в операционной, значит, там происходило что-то действительно из ряда вон.
Он глубоко вдохнул, сделал ещё пару уверенных движений, закрепив швы, и быстрым, но твёрдым голосом сказал:
— Заканчивайте по плану. Ординатор, вы сошьёте. Контролируйте кровотечение. Я отлучусь.
— Но… — молодой хирург едва заметно вздрогнул.
— Это приказ, — отрезал Лебедев и передал скальпель.
Сбросив перчатки, он вышел в коридор, где Ольга Сергеевна уже ждала, сжав руки так, что побелели костяшки пальцев.
— Что случилось?
— Вас вызывает главный. Срочно. Там… — она замялась, что для неё было абсолютно нехарактерно. — Беременная женщина. Доярка из «Красного маяка». Тройня. Её привезли час назад.
— И? — он не понимал, зачем такая спешка.
— Вы должны это увидеть сами, — сказала она и отвернулась, как будто боялась смотреть ему в глаза.
Коридоры больницы в тот день казались бесконечными. Каждый шаг отдавался в висках гулким эхом. Воздух был густым, душным, с запахом лекарств и пота — словно сама больница тяжело дышала вместе с пациентами.
В приёмном покое царила напряжённая тишина, нарушаемая лишь стоном из палаты за перегородкой. Главврач, седой и обычно невозмутимый человек, стоял у двери и, завидев Артёма, шагнул навстречу.
— Лебедев, быстро. Там странный случай.
— Опять «странный»? — раздражённо бросил он. — У нас каждый второй случай странный.
— Не такой. — Главный покосился на палату. — Я сам не верю, но… взгляни.
Она лежала на койке, бледная, потная, с растрёпанными волосами. Молодая, не больше двадцати пяти. Живот её был огромен — даже для тройни. Но дело было не в размере.
Когда Артём подошёл ближе и откинул ткань, скрывавшую её талию, он замер.
Под её кожей что-то шевелилось.
Не как обычно — когда ребёнок толкается ногой или локтем. Нет. Это было похоже на рой змей, извивающихся под тонкой плёнкой. Волны пробегали по животу, перекатывались с боку на бок, словно внутри жил кто-то другой, не имеющий ничего общего с человеческим плодом.
Женщина застонала, выгнулась, и на мгновение под кожей проступил чёткий контур — будто острая кость или хитиновый выступ.
— Чёрт возьми… — выдохнул Артём. — Это что?
— Вот и мы хотим знать, — сказал главврач тихо. — Она утверждает, что зачатие было обычным. Муж — тракторист. Всё как у людей. Но с четвёртого месяца начались боли, а сейчас…
Женщина вдруг открыла глаза и схватила Артёма за руку. Её взгляд был мутным, но в нём горел панический ужас.
— Доктор… спасите… не дайте им… выйти…
И в этот момент живот снова содрогнулся, будто кто-то изнутри ударил кулаком.
Артём был не из робкого десятка. Он видел всё: травмы после аварий, ранения, редкие опухоли. Но то, что происходило сейчас, не укладывалось в его научное понимание.
— Немедленно в операционную, — произнёс он, удивляясь собственному голосу. — Подготовить полный набор для кесарева. И… пусть анестезиологи будут готовы к экстренному сценарию.
— Артём Викторович, — главный осторожно положил руку ему на плечо, — вы уверены, что хотите…?
— Я не хочу. Но у нас нет выбора. Если она умрёт, мы так и не узнаем, что это.
Операционная встретила их холодным светом ламп. Женщину уложили, подключили аппаратуру. Мониторы запищали тревожно, фиксируя учащённое сердцебиение. Артём натянул новые перчатки и посмотрел на свой инструментальный столик.
«Всего лишь ещё одна операция», — повторил он про себя, хотя внутри всё сжималось.
Разрез.
Кожа поддалась. Ткани раскрылись, и в нос ударил странный запах — не кровь, не внутренности, а что-то кислое, металлическое, как будто железо смешали с серой.
Ассистенты переглянулись.
Артём углубился дальше.
И тогда он увидел это.
Вместо обычного плодного пузыря перед ним была какая-то плотная, полупрозрачная оболочка, напоминающая хитиновый кокон. Внутри что-то дёргалось и извивалось.
— Господи… — прошептала медсестра.
Артём почувствовал, как у него дрогнули пальцы. Но отступать было нельзя. Он сделал надрез на оболочке.
Из неё брызнула вязкая тёмная жидкость, почти чёрная. Запах стал сильнее, резанул в нос так, что захотелось закашляться.
И из разреза высунулась маленькая, но абсолютно не человеческая конечность.
Тонкая, длинная, с коготком на конце.
Женщина на столе закричала так, что загудели стёкла.
Операционная замерла. Даже аппараты будто на секунду перестали издавать звук, пока все смотрели на ту конечность, что высунулась из разреза.
Она шевельнулась. Сначала медленно, будто пробуя воздух, затем дёрнулась, впилась когтем в край стола.
Артём, весь собранный, резко перехватил зажим и прижал эту лапку.
— Салфетки! Быстро!
Ассистент протянул стерильные полотна, и хирург накрыл ими зияющую рану, одновременно удерживая шевелящийся отросток.
Женщина закричала снова, но голос её был уже хриплым, рвущимся из груди, как будто последние силы покидали её.
— Давление падает! — закричал анестезиолог. — Вводим адреналин!
Артём стиснул зубы. Он понимал: секунды решают всё. Если он даст этому существу «родиться» — никто не знает, что случится дальше. Если начнёт резать и извлекать — рискованно для матери.
Он сделал выбор.
— Зажим! — приказал он, и когда металл лег в его руку, Артём одним движением рассёк оболочку шире.
Поток чёрной жидкости хлынул наружу, обжигая кожу химическим запахом. Изнутри показалась вторая конечность — тонкая, извивающаяся. Затем — голова.
Она была покрыта чем-то вроде хитина, блестящим под светом ламп. Глаза — чёрные, без белков, как два бусины, в которых отражался свет. Существо шевелилось, пыталось вырваться наружу.
Медсестра с ужасом отпрянула:
— Господи… это же… это же не ребёнок!
Но Артём не позволил себе отступить.
— Держите мать! — рявкнул он. — Мы должны извлечь всё!
Первое существо он вытащил, словно вытягивая змею из норы. Оно дёргалось, пискляво издавало какие-то звуки, но его движения были слишком хаотичными, чтобы казаться разумными.
Ассистент, не дожидаясь приказа, накрыл его контейнером для биоматериала. Существо забилось, ударяясь о стекло, но выбраться не смогло.
Артём едва успел перевести дыхание, как живот женщины снова содрогнулся. Под кожей зашевелилось что-то второе.
— Они идут один за другим… — прошептала Ольга Сергеевна, крестясь.
Второе существо оказалось ещё крупнее. Когда Артём вскрыл вторую оболочку, оно выползло наполовину само, извиваясь и раскрывая крошечный рот, полон острых зубцов.
Он перехватил его щипцами и резко потянул, вырвав наружу. Женщина закричала снова, но уже почти без звука — её силы уходили.
— Пульс на нуле! — крикнул анестезиолог.
— Дефибриллятор! — приказал Артём, не останавливаясь.
Пока электроды готовились, он рывком извлёк второе создание и тоже захлопнул его под крышкой контейнера. Тот сразу зашипел, бьясь, как пойманная крыса.
Женщина на столе затихла.
Аппаратура пискнула протяжно.
Артём отпрянул, скинул перчатки и схватил дефибриллятор.
— Разряд — 150! Отойти!
Тело женщины выгнулось под толчком. Линия на мониторе дрогнула, но снова вытянулась в прямую.
— Ещё раз! 200!
Разряд. Тело снова вздрогнуло. И вдруг — слабые зубцы на экране, нерегулярные, но живые.
— Есть! — закричал анестезиолог. — Пульс пошёл!
Артём откинулся, вытирая пот со лба. Но радость была недолгой.
Живот женщины всё ещё шевелился.
Третье существо не собиралось оставаться внутри.
Когда он вскрыл последнюю оболочку, в операционной наступила мёртвая тишина.
На свет появилось создание, совсем не похожее на первых двух. Оно было крупнее, его форма казалась более «собранной», будто оно развивалось быстрее. Голова вытянутая, глаза больше и умнее. Существо даже не извивалось — оно замерло, уставившись прямо на Артёма.
И тогда он понял: это не просто биологический сгусток. Это — зачаток разума.
Руки дрогнули. Его врачебная клятва требовала сохранить жизнь новорождённому — любому. Но разум подсказывал, что выпустить это во внешний мир нельзя.
Существо открыло рот, и из него вырвался странный звук — смесь писка и шёпота. Словно оно пыталось… говорить.
— Доктор… — прошептала Ольга Сергеевна, побледнев. — Что это?
Артём сжал инструмент в руке.
— Это… решение, которое мне придётся принять.
Существо продолжало смотреть на Артёма. Оно не дёргалось, не вырывало конечности, не пыталось убежать — лишь наблюдало. В этом взгляде не было ярости. Там было что-то иное. Осмысленность.
Врач ощутил, как холод прокатился по позвоночнику. Это уже не просто медицинский случай. Это был вызов самому понятию «человеческое».
— Артём Викторович… — голос ассистента дрогнул. — Что прикажете делать?
Руки хирурга сжали инструмент. Внутри бушевали две силы: долг врача и долг человека. Врачебная клятва требовала сохранения любой жизни. Но долг человека, гражданина, мужа и отца — защитить свой мир от того, что может его разрушить.
— Контейнер, — произнёс он твёрдо.
Ассистенты, дрожа, протянули стеклянный бокс. Артём аккуратно поместил туда существо. Оно не сопротивлялось, только продолжало смотреть. Когда крышка захлопнулась, оно издало тихий, вибрирующий звук — не плач, не вой, а что-то похожее на слова.
Женщина на столе дернулась, затем тяжело задышала. Её глаза открылись, мутные от боли, но всё же живые. Она прошептала:
— Спасибо… Доктор… вы… спасли меня…
Артём отвёл взгляд. Он не был уверен, что сделал правильный выбор.
Через час операционная снова выглядела так, будто ничего не произошло. Женщина спала под наблюдением аппаратов, её жизнь удерживали лекарства. На столике стояли три контейнера. Первые два метались, скреблись когтями по стеклу. Третье существо сидело неподвижно, не сводя глаз с Артёма.
Главврач вошёл тихо, будто в храм. Он взглянул на боксы и побледнел.
— Боже… Мы не можем оставить это здесь. Я звоню в Москву.
— Никто не должен знать, — резко сказал Артём.
— Ты с ума сошёл? — главный шагнул ближе. — Это биологическая аномалия! Это открытие, которое изменит всё!
— Или уничтожит, — сухо ответил Артём. — Ты видел? Они… они не дети.
Главврач сжал губы.
— Мы врачи. Мы не решаем судьбу мира. Мы лечим. Остальное — не наше дело.
Ночью, когда больница затихла, Артём снова вошёл в палату, где стояли контейнеры. Он смотрел на них долго. Первые два существа метались, били головами о стекло, их движения были хаотичны и агрессивны. Третье сидело спокойно. Его чёрные глаза не мигали.
— Что ты такое? — тихо спросил он.
И тогда существо снова издало тот вибрирующий звук. На этот раз слова сложились в нечто понятное:
— Ма…ма…
Артём отшатнулся. Его сердце колотилось так, что казалось, оно вырвется из груди. Существо повторило:
— Ма…ма… до…кто…
Он закрыл глаза. В голове мелькали картины: жена, сын, маленькая дочка. Что будет, если такие создания появятся повсюду? Что если это только начало?
Когда он открыл глаза, в руках у него был шприц с сильнейшим ядом — хлоридом калия.
Он подошёл к первому контейнеру. Существо бросилось к нему, оскалив ротовую щель с зубцами. Одно мгновение — и игла вонзилась внутрь. Тело затихло, задрожало и обмякло.
Второй бокс. Та же борьба, та же смерть.
Третий контейнер.
Существо всё так же сидело спокойно. Оно не нападало, не рычало. Лишь смотрело.
Артём поднял шприц. Рука дрожала.
— Я не Бог… — прошептал он.
— Па…па… — донеслось изнутри.
Шприц выпал из пальцев и ударился о пол. Артём сжал виски. Он не мог. Он физически не мог это сделать.
Он закрыл контейнер полотном, запер его на замок и вышел.
Через сутки приехали люди из Москвы. Без форменной одежды, без удостоверений. Они забрали контейнеры. Никто не задал вопросов. Никто не записал в истории болезни, что именно произошло.
Женщина выжила. Ей сказали, что дети не родились. Она плакала, но смирилась.
Артём снова вернулся в операционную, снова держал скальпель, снова спасал жизни. Но внутри него поселился холод.
Иногда ночью он просыпался от того, что слышал в голове этот вибрирующий звук:
— Па…па…
Эпилог
Прошло полгода.
Вечер. Москва. В одной из секретных лабораторий на окраине города в полумраке горел свет.
В стеклянной капсуле сидело оно — третье существо. Подросшее, более крепкое. Его глаза блестели умом. Руки уже не были тонкими конечностями — они формировались в нечто похожее на человеческие.
Учёные записывали данные, фиксировали рост. Один из них сказал:
— Оно понимает речь. Развивается быстрее ребёнка. Через год оно будет ходить.
Другой заметил:
— Вопрос в том, чему оно научится первым — говорить или убивать.
Существо повернуло голову к ним и улыбнулось.
Тем временем в далёкой районной больнице Артём снова проводил обычную операцию. Его руки работали безошибочно. Он был тем же блестящим хирургом, каким его знали всегда.
Но внутри него навсегда поселилась тень. Он знал: где-то в глубине страны растёт «его ребёнок». Не человек. И не зверь. Что-то третье.
И однажды этот ребёнок придёт за своим «отцом».
