Её Отец Отдал Её Горному Отшельнику В Наказание За Беременность, А Он Отнёсся К Ней Как Никто Другой Аня стояла на крыльце, дрожа от страха и холода. Ей было всего семнадцать. Внизу, у калитки, отец, сжав кулаки, говорил суровым голосом: — Опозорила семью. Сама виновата. Живи теперь у него. Он кивнул на фигуру, стоявшую чуть поодаль. Высокий мужчина в старом сером свитере, с густой бородой, молча поднял на Аню спокойный взгляд. Это был горный отшельник, о котором в деревне ходили самые разные слухи: кто-то говорил, что он был когда-то военным, кто-то — что бежал от мира после трагедии. Отец толкнул дочь в его сторону, развернулся и ушёл, даже не обернувшись. Дом отшельника стоял на склоне горы, в окружении елей и снега. Дорога туда была долгой и тихой. Аня боялась — не знала, что её ждёт. Но когда они вошли, мужчина лишь сказал: — Раздевайся…
Аня застыла на пороге, пальцы вцепились в ремешок сумки. Сердце билось так громко, что казалось — он сейчас услышит.
Мужчина стоял у двери, сняв шапку, и ждал. Его взгляд был прямой, но не колючий.
— Я… — начала она, но слова застряли в горле.
— Раздевайся, — повторил он, и только теперь Аня заметила: в комнате пахло свежими дровами и травами, а в углу потрескивал камин. — Здесь тепло, в мокром долго не стой.
Она медленно сняла пальто, шарф, расстегнула сапоги. Мужчина молча взял одежду и аккуратно повесил её на крючок у печки.
— Пойдём, — кивнул он в сторону кухни.
Аня пошла следом. Стол был накрыт просто: деревянные миски, кружки, на тарелке — тёплый хлеб. Он налил ей чай из большого керамического чайника.
— Ешь, — сказал он коротко.
Она села, но руки всё ещё дрожали.
— Вы… — она подняла на него глаза. — Вы злой?
Он нахмурился. — Нет. А ты думаешь, тебя сюда в клетку притащили?
— Разве нет? — горько усмехнулась Аня. — Отец сказал… что я… — слова снова застряли.
— Я знаю, что он сказал, — перебил мужчина. — Но меня это мало волнует. Здесь ты просто человек.
Эти слова удивили её сильнее всего.
— Меня зовут Степан, — добавил он после паузы. — А тебя?
— Аня.
— Ну, Аня… — он посмотрел в окно, где кружил снег, — жить будем так: я не лезу к тебе, ты — ко мне. Работаем оба. Здесь без дела не выжить. Поняла?
Она кивнула.
Первые дни были самыми тяжёлыми. Дом Степана был просторным, но холодным, и печь приходилось топить часто. Утром он будил её рано, давал задания: носить воду из колодца, рубить мелкие дрова, подметать снег у крыльца.
Он почти не разговаривал. Но иногда, когда они пили чай вечером, он рассказывал что-то о горах: как волки зимой подходят близко, как весной сюда приходят стаи перелётных птиц.
Аня слушала и ловила себя на том, что ждёт этих разговоров.
На третьей неделе она проснулась среди ночи от боли в животе. Беременность давала о себе знать — она давно не ела как следует, ещё в деревне. Степан услышал её тихий стон, вошёл в комнату, сел на край кровати.
— Сильно болит?
Она кивнула, зажимая живот.
— Чай с мятой и тёплое молоко помогут.
Через десять минут он вернулся с кружкой, помог ей сесть, подержал, пока она пила. Его руки были тёплыми и крепкими.
— Тебя не должны так бросать, — сказал он тихо, почти себе под нос.
Зима была долгой. Аня училась готовить по-новому: супы из сушёных грибов, лепёшки на печи, травяные отвары. Степан показал ей, как ходить по снегу, чтобы не проваливаться, как определять погоду по ветру.
Иногда он уходил на несколько дней в горы — за дровами или проверять ловушки. Возвращался усталый, с рюкзаком, полным мяса или ягод.
Однажды он принёс маленького серого котёнка.
— Нашёл у старой шахты. Возьми себе.
Котёнок стал для Ани маленьким другом. Она назвала его Пепел.
Весной снег начал таять, и под окном зазвенели ручьи. Аня заметила, что Степан стал больше шутить — сурово, по-мужски, но тепло. Иногда он подолгу смотрел на неё, когда она возилась во дворе.
— Ты меняешься, — сказал он однажды. — Не та испуганная девчонка, что пришла сюда.
— А я… уже не знаю, кем была тогда, — ответила она.
Когда пришло время рожать, Степан не отходил от неё. Он сам принимал роды — уверенно, без паники. В доме было тепло, горел камин, на полке тихо спал Пепел.
Аня помнила только его голос:
— Дыши… ещё… вот так… Молодец.
На рассвете в её руках оказался маленький тёплый комочек. Девочка.
Степан посмотрел на них и сказал:
— Живите. Теперь вы обе здесь дома.
Лето принесло в горы запахи трав, тепло, и новые силы. Аня уже не чувствовала себя наказанной. Она стала частью этого места, а Степан — частью её жизни.
Однажды, сидя у костра, она спросила:
— Почему вы вообще согласились меня взять?
Он долго молчал, глядя на пламя.
— Потому что когда-то и меня забрали. И никто тогда не пожалел.
Она ничего не сказала, но сжала его руку.
Слухи в деревне ходили разные: кто-то говорил, что Аня с ума сошла жить в горах, кто-то — что она теперь жена отшельника. Но Аню это больше не волновало. Здесь, среди елей и ветра, она нашла то, чего не было дома: уважение, заботу и тишину.
А в глазах её маленькой дочери отражалось не наказание, а начало новой жизни.
Часть 2. Лето, которое всё изменило
Лето в горах всегда наступало внезапно. Ещё неделю назад снег лежал в тенях елей, а теперь земля дышала теплом, и трава поднималась так быстро, что казалось — можно услышать, как она растёт.
Аня стояла у колодца, наполняя вёдра. Рядом в корзине спала дочка — уже крепкая, пухленькая, с яркими глазами. Девочку они назвали Марьяной. Это имя предложил Степан, и Аня сразу согласилась: оно звучало мягко, как колыбельная.
— Опять не закрыла крышку, — раздался за спиной низкий голос.
Аня обернулась. Степан стоял с топором, только что вернувшись из леса. На плече у него висел вязаный пучок свежих веток — видно, нашёл что-то для отвара или бани.
— Я же недолго, — оправдалась она.
— Недолго — это как раз для того, чтобы туда мышь упала, — буркнул он, но в глазах мелькнула улыбка.
Жизнь стала размеренной. Днём они работали: Степан ремонтировал крышу, чинил забор от кабанов, Аня ухаживала за огородом и ребёнком. Вечером сидели на крыльце, слушая, как где-то внизу шумит река.
Но тишина в горах обманчива.
В середине июля в их жизнь вмешался первый гость за долгое время. Это был мальчишка лет пятнадцати, весь в пыли и с рваным рукавом. Он появился на тропе, шатаясь от усталости.
— Воды… — прохрипел он, когда Аня выбежала ему навстречу.
Степан помог довести его до дома. Мальчик пил жадно, пока вода не закапала по подбородку. Когда немного пришёл в себя, заговорил:
— В деревне… беда. Лесник сказал… медведь на людей пошёл. Уже двоих ранил.
Аня побледнела.
— И что вам от нас? — спокойно спросил Степан, хотя глаза его стали жёсткими.
— Все говорят, вы умеете с такими справляться… — мальчик опустил взгляд. — Просили помочь.
Степан долго молчал. Вечером он достал из кладовой старый рюкзак, в котором лежали аккуратно смотанные верёвки, странные железные крюки, несколько острых ножей.
— Ты ведь… — начала Аня, но он поднял руку.
— Я был в отряде, который ловил браконьеров и хищников. Давно. Ещё до того, как ушёл сюда.
— Почему ушёл?
Он посмотрел на неё внимательно, но не ответил.
— Ты останешься с Марьяной, — сказал он. — Я вернусь через пару дней.
Он ушёл на рассвете, а Аня осталась одна. Днём она занималась огородом, но всё время ловила себя на том, что прислушивается — не идёт ли кто по тропе. Ночью спала плохо, прислушиваясь к каждому шороху.
На третий день, когда солнце клонилось к закату, она услышала шаги. Степан вернулся — уставший, с царапинами на руках, но целый.
— Медведь ушёл в другие места, — коротко сказал он. — Люди живы.
— Спасибо, — тихо ответила она.
— Я это не для них делал, — вдруг сказал он, снимая рюкзак. — А для того, чтобы он не пришёл сюда.
Осенью в деревне снова заговорили о них. Один старик, принесший в горы сушёные яблоки, рассказал:
— Люди стали злые. Говорят, ты отшельника околдовала, да ещё и дитя родила непонятно от кого. Считают, что он теперь тебе подчиняется.
Аня почувствовала, как сжалось сердце.
— Пусть говорят, — отрезал Степан. — Главное — мы знаем, как всё было.
Но через неделю в их дверь постучали.
На пороге стоял её отец. Он постарел, лицо осунулось, глаза — тревожные.
— Аня… — начал он, но Степан встал между ними.
— Чего пришёл?
— В деревне голодно. Урожай пропал, скот дохнет. Люди… — он перевёл взгляд на дочь. — Прости меня. Я тогда… думал, что так будет лучше.
Аня молчала, сжимая край фартука.
— Если хочешь, можешь вернуться, — добавил он тихо.
Она посмотрела на Марьяну, играющую у печки. Потом — на Степана.
— Мой дом — здесь, — сказала она.
Отец вздохнул и ушёл, не споря.
Зима снова пришла быстро. Но в этот раз она не была страшной. Степан научил Аню ставить капканы, разжигать костёр под мокрым снегом, находить ягоды даже в декабре.
И всё же, в тихие вечера, когда Марьяна спала, Аня всё чаще замечала, как он сидит у окна, глядя в темноту.
— Ты чего? — спрашивала она.
— Иногда кажется, что прошлое вот-вот постучит в дверь, — отвечал он.
Она не знала, что сказать, но однажды решила: если постучит — они откроют вместе.
Весной прошлое действительно пришло. На тропе появились трое мужчин в тёмной одежде. Они были чужаками. Когда Степан увидел их, лицо его стало каменным.
— Кто это? — спросила Аня.
— Те, от кого я ушёл, — коротко сказал он. — Не выходи из дома.
Разговор у ворот был долгим и напряжённым. Она слышала обрывки: «приказ… должен вернуться… слишком много знаешь».
Степан вернулся в дом, бросил рюкзак на стол.
— Нам придётся уйти выше в горы. На время.
Аня не спросила «почему». Она просто начала собирать вещи.
В горах всё было иначе — холоднее, опаснее, но и чище. Они нашли старую охотничью избушку, где укрылись на неделю. Чужаки не нашли их.
Когда они вернулись домой, Аня знала: теперь он доверяет ей полностью.
— Ты не спрашиваешь, что я сделал, — сказал он однажды.
— Ты здесь. И ты нас бережёшь. Этого достаточно.
Он улыбнулся — впервые за всё время по-настоящему.
Прошло ещё два года. Марьяна бегала по двору, смеялась, помогала маме с цветами. В деревне перестали злословить — наоборот, люди иногда приходили за помощью.
Степан стал для Ани не просто защитником, а мужем — хотя они никогда не играли свадьбу. Аня поняла, что наказание, которое придумал её отец, оказалось самым большим подарком в её жизни.
И в те вечера, когда в окне горел мягкий свет, а за стенами шумел лес, она знала: никакое прошлое не сможет разрушить их маленький горный мир.
Часть 3. Когда стук вернулся
Весна в горах всегда была шумной: талая вода гремела по камням, ветры носили запах сырой земли, птицы кричали так, будто торопили друг друга. Но в тот год тишину разорвал не ветер.
Аня вешала детские рубашки на верёвку, когда услышала глухой звук, будто кто-то уронил камень на тропе. Она подняла голову — и увидела силуэт мужчины. Он шёл уверенно, с тяжёлым рюкзаком за спиной.
Когда он подошёл ближе, сердце Ани сжалось. Это был один из тех троих, что приходили два года назад.
— Степан дома? — спросил он, и в голосе было не столько любопытство, сколько приказ.
— А вам зачем? — холодно ответила она.
— У нас к нему дело. Очень старое.
Степан вышел на крыльцо сам. Лицо его стало каменным, как зимой, когда горы спят.
— У тебя два дня, — сказал пришедший. — Потом мы придём за тобой сами.
— Я не вернусь, — ответил Степан.
— Тогда они придут сюда, — усмехнулся мужчина, глядя на Аню и Марьяну.
С этими словами он ушёл, даже не обернувшись.
Вечером Аня не выдержала:
— Ты должен рассказать. Всё.
Степан долго сидел молча, глядя в огонь.
— Я был в специальном отряде, — начал он. — Мы работали в горах, ловили браконьеров, контрабандистов, иногда людей похуже. Однажды мы нашли лагерь, где держали пленных… женщин, детей. Командир приказал ждать подкрепления. Но я знал: они не доживут до утра. Я пошёл один. Освободил их, но двое моих напарников погибли в перестрелке. Меня сделали виновным. Сказали — самоволка, нарушение приказа.
Он перевёл взгляд на неё.
— Меня хотели посадить. Я ушёл в горы, чтобы они не добрались. Думал, что всё забылось. Но, похоже, нет.
— Эти люди… — Аня сглотнула. — Они из той же организации?
— Да. И они не простят, что я жив.
На следующий день Степан начал готовиться. Проверил ружьё, наточил ножи, принёс из леса свежие ветки для маскировки дома.
— Если что-то случится, возьми Марьяну и иди к старой шахте. Там есть тайный ход, я тебе показывал. Не оглядывайся, — сказал он.
Аня почувствовала, как внутри всё сжимается. Она не собиралась оставлять его, но спорить не стала.
Они пришли на третий день, как и обещали. Четверо, в чёрных куртках, с оружием.
— Степан, — сказал их главный, — у тебя есть последний шанс.
— У меня нет ничего, что вы могли бы забрать, — ответил он. — Кроме жизни.
— Этого и достаточно.
Всё произошло быстро. Первый выстрел — в воздух, чтобы напугать. Но Степан уже был в движении: толкнул ближайшего, вырвал оружие, прикрылся деревом.
Аня схватила Марьяну, но не побежала к шахте — спрятала её за бочкой и схватила охотничий лук.
Дальше всё стало как в тумане. Крики, шаги по гравию, глухие удары. Степан двигался, как зверь, — быстро, точно, без лишних движений.
Один из нападавших выстрелил в окно. Аня, дрожа, натянула тетиву и выпустила стрелу. Мужчина закричал и упал.
Через несколько минут всё закончилось. Двое убежали, двое остались лежать на земле.
Степан опустился на крыльцо, тяжело дыша. На плече у него сочилась кровь.
— Ты ранена? — спросил он первым делом.
— Нет… — Аня села рядом. — Ты… ты бы один не справился.
Он усмехнулся, хоть и скривился от боли:
— Похоже, наказание моё — жить с женщиной, которая не слушает приказов.
Наутро они похоронили убитых в горах, как положено. Степан сказал, что теперь к ним не вернутся — оставшиеся не рискнут.
Но он всё же предложил спуститься в деревню, чтобы люди знали: они живы и их лучше не трогать.
В деревне их встретили настороженно, но без вражды. Староста поблагодарил за то, что Степан когда-то прогнал медведя и помог в трудные времена.
— Живите, — сказал он. — Здесь вы в безопасности.
Аня поняла: впервые за всё время они не были чужими.
Вернувшись в горы, они сидели на крыльце, глядя, как солнце тонет за елями. Марьяна играла с Пеплом, уже старым котом.
— Ну что, — тихо сказал Степан, — наказание официально отбыто. Можешь идти, куда захочешь.
— Я уже там, где хочу, — ответила Аня.
Он взял её за руку, и в этой тишине они знали: всё пережитое не зря. Теперь прошлое больше не стучит в их дверь.
А горы приняли их окончательно.
