— Квартира или жизнь? Свекровь рвёт завещание, но не догадывается, что покойник уже всё решил за неё! — Только скажи мне откровенно, Ян, — Валентина Петровна сняла перчатки и положила их на тумбу в прихожей, — ты только не вздумай оставлять её в наследство, ясно? — Мама, о чём ты говоришь? — Ян сбросил куртку и, не оглядываясь, прошёл на кухню. — Какое ещё наследство? У нас квартира в совместном пользовании, и… — В совместном?! — перебила она, идя за ним. — Конечно! Сначала доля, а потом она тебя похоронит, и я с этой вечно недовольной женщиной останусь в одной квартире до конца жизни? Прекрасно! Благодарю, сынок! Я просто счастлива! На кухне Татьяна сидела у окна, в старом спортивном костюме, с неухоженными волосами и покрасневшими глазами. Перед ней стояла чашка остывшего кофе, но она даже не притронулась к ней. — Я всё слышу, Валентина Петровна, — тихо сказала она, не оборачиваясь. — Вот и хорошо, Танечка, — с холодком в голосе произнесла свекровь. — Может, теперь сама соберёшь вещи и освободишь квартиру моего сына. А то и траур твой затянулся, и уныние, — а тут живут люди, между прочим. — Мама! — Ян резко развернулся. — Ты понимаешь, что говоришь? — Прекрасно понимаю, сынок. Ты изменился после свадьбы, а я осталась прежней. Если она хочет жить в одиночестве — пусть живёт. Но в своём жилье, а не в нашем. Татьяна медленно поднялась. Спокойно, без резких движений, словно собиралась выйти за хлебом. Подошла к свекрови и, глядя прямо в глаза, произнесла: — Это дом моего мужа. И моего сына. Которого вы всё время называли «тот мальчишка». Денис жил здесь, рос здесь, и погиб, возвращаясь именно в этот подъезд. А теперь вы предлагаете мне просто уйти? — Погиб он из-за своей безрассудности, — жёстко ответила Валентина, — мотоцикл, темнота, без шлема… Ты же его мать, где ты была? Эти слова прозвучали, как удар. Ян опустил голову. Лицо Татьяны побледнело.
— Я… была дома. Ждала. Готовила ужин. Тишина стала почти невыносимой. Три месяца назад Валентина Петровна переехала к ним после перелома ноги. На время, «на пару недель». Но с тех пор не уехала. Сначала Татьяна терпела. Уговаривала себя: «Ей тяжело, возраст, стресс». Потом начались придирки: «посуду моешь не так», «шторы у тебя мрачные», «кошка странная», «пыль на микроволновке». А потом — тот разговор, когда Валентина, не зная, что Татьяна рядом, сказала Яну: «Ты только квартиру ей не оставляй». — Знаете, Валентина Петровна, — голос Татьяны дрожал, — мне кажется, вы были бы рады, если бы меня не стало. Тогда вы бы забрали себе и комнату сына, и всё остальное. — Слышишь, Ян? — закатила глаза свекровь. — Раньше молчала, а теперь обвиняет. — Раньше у меня был сын. Сейчас — пустота, — сказала Татьяна. Ян стоял между ними, усталый от того, что оказался в роли посредника, который не может никому сказать правду до конца. — Мама, — наконец сказал он, — может, тебе всё же вернуться к себе? У тебя же ремонт почти закончен. — Ага! Значит, выгнать пожилую женщину, потому что молодая «в трауре». Спасибо, Ян. Татьяна молча ушла в комнату. Через пару дней она пошла к нотариусу. Квартира была оформлена на Яна, без выделения её доли. — Вы — не собственник, — сказала нотариус. — В случае чего жильё будут делить наследники мужа. Татьяна вышла на улицу с чувством, что земля уходит из-под ног. Она осознала: у неё ничего нет — ни сына, ни своего жилья, ни защиты. Когда Ян предложил «спокойно обсудить», он пришёл с кофе и выпечкой. — Таня, — начал он, — маме тяжело. Она одна… — У неё есть ты, — ответила она. — Да, но понимаешь… Мы ведь даже не расписаны. И юридически… ты не имеешь прав на жильё. — А она хочет, чтобы ты переписал квартиру на неё? — Ну… просто оформить долю, чтобы, если что… — Чтобы я осталась без дома. Он замолчал. Через три дня Татьяна снова пришла к нотариусу. — Хочу оформить право пожизненного проживания, — сказала она. — Даже если собственник изменится. — Кто собственник? — уточнила нотариус.
— Ян Сергеевич, — нотариус подняла глаза от бумаг, — собственник квартиры вы, верно?
— Да, — он кивнул, стараясь говорить спокойно. — Но мы хотим оформить так, чтобы Татьяна Николаевна могла жить здесь всегда. Независимо от обстоятельств.
Татьяна, сидевшая рядом, едва заметно вздрогнула. Ей показалось, что за этими словами скрывается что-то большее, чем простое желание «подстраховать». Но в голосе Яна звучала усталость, не злость, не холод — скорее, покорность.
— Оформить право пожизненного проживания можно, — подтвердила нотариус. — Но это не решает вопроса наследования. Если собственник квартиры умирает, жильё делят наследники.
Слово «умирает» словно прорезало воздух. Ян кашлянул и отвёл взгляд.
— То есть, если я вдруг… — он на секунду замялся, — если меня не станет, то и мама, и Таня будут иметь права?
— Всё зависит от завещания, — сказала нотариус. — Но имейте в виду: обязательные наследники имеют право на долю вне зависимости от содержания завещания.
— Кто обязательные? — спросила Татьяна.
— Нетрудоспособные родители, несовершеннолетние или нетрудоспособные дети, супруги.
Слово «супруги» повисло в воздухе тяжёлым камнем. Татьяна почувствовала, как щёки заливает жар.
— Мы… — Ян быстро вмешался, — мы не расписаны.
— Тогда вы не наследники друг другу, — ровно заключила нотариус.
Татьяна встала, будто кто-то толкнул её.
— Спасибо. Мы подумаем.
Она вышла, почти бегом. Ян догнал её уже на улице, схватил за руку.
— Таня, подожди.
— Подумать? — голос её дрожал. — Ты серьёзно хочешь оставить всё ей? После того, что она мне говорит каждый день?
— Я ничего такого не говорил! — Ян повысил голос. — Я просто… Я хочу, чтобы не было войны. Ты понимаешь?
— Войны не будет, — сказала Татьяна, глядя прямо ему в глаза. — Потому что, если я останусь без дома, я просто уйду.
Он замолчал.
Глава 2.
Дом словно сжимался вокруг Татьяны. Каждая мелочь — взгляд свекрови, фраза Яна, даже тиканье часов в коридоре — всё становилось тяжёлым, как камень.
Она ловила себя на мысли: иногда лучше было бы собрать вещи и уехать. Но куда? Съёмное жильё? Возвращаться к матери в посёлок? Там всё напоминало бы о Денисе ещё сильнее.
А здесь… здесь оставались его тетради, гитара у стены, засохший кактус на подоконнике.
— Ну что, решила? — спросила Валентина Петровна, когда вечером увидела её на кухне.
— Что именно?
— Куда ты пойдёшь.
Татьяна сжала зубы.
— Никуда.
— Значит, будешь сидеть на шее у моего сына? — свекровь прищурилась. — Хочешь, чтобы он всю жизнь кормил тебя?
— Я работаю, — тихо ответила Татьяна.
— О да! — Валентина Петровна издала смешок. — «Работаю». Школа твоя с мизерной зарплатой… Подачки. Не жизнь.
Татьяна уже хотела выйти, но остановилась.
— А вы? Вы сами когда последний раз зарабатывали?
Свекровь побледнела.
— Я вырастила сына. Я дала ему образование. Я…
— И теперь требуете за это квартиру?
Ян вошёл в кухню как раз в тот момент, когда Валентина Петровна резко поднялась.
— Ян! — выкрикнула она. — Ты слышал?!
— Хватит! — он впервые сорвался. — Я устал от ваших склок!
Татьяна дрожала от напряжения. Но впервые за долгое время она увидела, что Ян не просто уходит от конфликта, а становится между ними.
— Завтра мы оформим документы, — сказал он жёстко. — Чтобы Таня могла здесь жить.
— Что?! — свекровь побледнела. — Да ты с ума сошёл!
— Нет, мама. Я просто не хочу, чтобы после меня вы сожрали друг друга.
Слова его прозвучали так, будто он уже видел исход.
Глава 3.
Ночь была тяжёлой. Ян не спал, ворочался, вставал, снова ложился.
— Ты чего? — спросила Татьяна в темноте.
— Не знаю… Просто… чувствую себя плохо.
Утром он выглядел усталым, глаза красные, губы сухие.
— Это стресс, — сказала она. — Пойдём к врачу.
— Завтра.
Но завтра не настало так, как они планировали.
Вечером Ян вернулся поздно. И почти сразу — потерял сознание в прихожей.
Татьяна закричала, вызвала скорую.
— Инфаркт, — сказал врач. — Срочно в стационар.
Валентина Петровна плакала у двери, но даже в этой ситуации умудрилась бросить фразу:
— Я же говорила! Всё из-за тебя.
Татьяна не ответила. Она сидела в машине скорой рядом с носилками, держала Яна за руку.
Он шептал:
— Таня… завещание… у нотариуса…
— Тихо! Не говори. Всё потом.
Но он повторил:
— Уже всё оформлено…
Глава 4.
Ян умер через три дня.
Его сердце не выдержало.
Похороны прошли как в тумане. Татьяна почти не плакала — казалось, слёзы высохли ещё тогда, когда хоронили Дениса.
После похорон Валентина Петровна стала другой. Внешне. Она ходила в чёрном, постоянно крестилась, рыдала у всех на глазах. Но дома…
— Теперь квартира моя, — заявила она холодно. — Ты здесь никто.
— Завещание, — тихо сказала Татьяна.
— Какое ещё завещание? — свекровь рассмеялась. — Ян ничего не успел.
Но через неделю пришло письмо из нотариальной конторы.
Татьяна дрожащими руками открыла его.
Завещание. Ян успел.
«В случае моей смерти квартира полностью переходит во владение Татьяны Николаевны, с правом пожизненного проживания Валентины Петровны».
Татьяна читала текст снова и снова.
Она не верила.
А потом подняла глаза и увидела Валентину Петровну, которая рвала конверт, бумаги, всё, что попало под руки.
— Враньё! — кричала она. — Я не позволю! Это ты его уговорила! Это ты убила его!
Но документ был заверен нотариусом. И никакие крики не могли его отменить.
Глава 5.
Суд был тяжёлым.
Валентина Петровна оспаривала завещание, утверждала, что сын «не был в здравом уме».
Татьяна каждый раз приходила, сжимая в руках фотографию Дениса.
Она не хотела войны. Она просто хотела дом. Их дом.
Свидетели — друзья Яна, коллеги — подтверждали: да, он говорил о завещании. Да, он хотел защитить Татьяну.
Суд вынес решение: завещание действительно.
Квартира перешла Татьяне.
А Валентина Петровна получила прописанное в документе право пожизненного проживания.
— Я всё равно выиграла, — сказала она, возвращаясь домой. — Я никуда не уйду.
Татьяна посмотрела на неё долгим взглядом.
— Это был его выбор, — тихо сказала она. — Ты можешь рвать бумаги, кричать, обвинять. Но он всё решил сам.
Валентина Петровна отвернулась.
А Татьяна впервые за много месяцев почувствовала: у неё есть дом. Пусть и тяжёлый, полон воспоминаний и боли. Но её дом.
И самое главное — это был последний подарок Яна.
Глава 6.
Вечерами Татьяна сидела у окна.
Там, где когда-то сидел Денис с гитарой. Там, где Ян пел тихо, чтобы не разбудить соседей.
Теперь там сидела она. Смотрела на двор.
И слышала: в тишине этот дом говорил с ней.
Он говорил голосом её сына, мужа. Говорил, что нужно жить дальше.
И, как бы ни старалась Валентина Петровна разрушить её жизнь, уже не могла.
Покойник всё решил за неё.
Глава 7. Последняя борьба
Жизнь после суда не стала спокойнее.
Валентина Петровна, хоть и проиграла официально, не собиралась отступать.
— Думаешь, это конец? — сказала она однажды на кухне, когда Татьяна поставила чайник. — Завещание — бумажка. Я буду писать жалобы во все инстанции. Я докажу, что ты его околдовала.
— Вы имеете право, — спокойно ответила Татьяна. — Только имейте в виду: теперь этот дом — мой. И если вы будете мешать мне жить, я могу пойти в суд и ограничить ваше право проживания.
Свекровь побледнела.
— Ты посмеешь?
— Я посмею защитить себя. — Татьяна говорила неожиданно твёрдо. — И Дениса, и Яна.
Эти слова повисли в воздухе. Впервые за долгое время Татьяна почувствовала силу в голосе. Она поняла: теперь она не жертва.
Глава 8. Новый ритм
Месяцы тянулись тяжело. Они жили под одной крышей — чужие, враги, связанные только бумагой завещания.
Татьяна много работала в школе. Иногда задерживалась специально, чтобы меньше сталкиваться со свекровью.
Вечерами садилась за письменный стол и писала дневник. Там — всё: боль, воспоминания, крики души.
Однажды коллега, заметив её усталость, предложила:
— Таня, сдавай рукописи в журнал. У тебя сильный текст.
И вдруг — получилось. Её заметки о жизни, о потере, о силе женщины приняли в городской литературный альманах.
Татьяна впервые за долгое время почувствовала: её голос слышат.
Глава 9. Трещины
Со временем Валентина Петровна стала болеть чаще. То давление, то сердце. Вызовы скорой стали регулярными.
— Я же говорила, что ты меня убиваешь, — шипела она, лежа с грелкой на груди.
Но с каждым новым приступом её злость теряла остроту. Больше было страха.
Однажды ночью Татьяна проснулась от стука. Свекровь стояла у её двери, бледная, сжимая руки.
— Мне страшно… — прошептала она.
Татьяна молча помогла ей вернуться в кровать, вызвала врача.
И впервые не почувствовала ненависти. Только усталость и жалость.
Глава 10. Перелом
Зимой, в канун Нового года, в квартире неожиданно стало тихо.
Валентина Петровна сидела у ёлки, которую Татьяна поставила для себя — крошечной, с детскими игрушками Дениса.
— Я всё понимаю, — сказала свекровь вдруг. — Ян сделал так, как считал нужным.
Татьяна не ответила.
— Ты, наверное, думаешь, что я чудовище. — Голос старухи дрожал. — Но я просто боялась остаться одна.
Татьяна смотрела на огоньки гирлянды.
— А я осталась одна ещё раньше вас.
И в тот момент между ними впервые не было войны. Было молчаливое признание: обе потеряли, обе сломаны.
Эпилог.
Прошло три года.
Квартира изменилась. Стены перекрашены, мебель обновлена, но в одной комнате по-прежнему стояла гитара и старый кактус. Татьяна не смогла выбросить их.
Она больше не была той женщиной, что сидела у окна в спортивном костюме, с пустыми глазами. Теперь она вела литературный кружок, публиковалась в журналах. Её тексты читали, цитировали. Она обрела свой голос.
Валентина Петровна жила всё там же, в отдельной комнате. С годами стала тише. Иногда они вместе пили чай. Иногда молчали за столом. Ссоры остались в прошлом.
Иногда Татьяна думала: Ян знал, что делает. Завещание стало не только защитой для неё, но и способом примирить их. Теперь у свекрови не было повода бороться. Она имела угол и спокойствие.
А Татьяна имела дом. Свой. Дом, где жили её муж и сын. Дом, который теперь стал её крепостью.
Она часто садилась у окна, брала в руки тетрадь и писала. О жизни. О боли. О том, что даже после самых страшных потерь можно найти в себе силы встать.
И каждый раз ей казалось: Ян улыбается где-то рядом.
Он всё решил за неё.
И решение это оказалось правильным.
